«Дар богов»: Феодор Ласкарис (1173/4

«Дар богов»: Феодор Ласкарис (1173/4 - 1221)

Был он небольшого роста, хотя и не очень,
довольно смуглый, имел длинную бороду,
внизу раздвоенную, немного косоглазый, в
битвах стремительный, склонный к гневу
и любовным наслаждениям, щедрый на дары.

Георгий Акрополит.
«Летопись великого логофета»

В ночь с 12 на 13 апреля 1204 года оплот восточного Христианства, опорный столп Православия Царьград-Константинополь пал перед западными варварами. Материальные потери, связанные с расхищением святынь и разрушением многих памятников, оказались несоизмеримы с моральными. Пропала вера в незыблемость власти, в авторитет Императора ромеев и Патриарха. Мировой порядок, существовавший почти тысячу лет, рухнул. Государство, созданное по образу и подобию Римского Мира, развалилось на жалкие осколки, подобранные чужеземцами и своей былой элитой. Как грибы после дождя росли империи, королевства, герцогства, деспотии и прочие новообразования, каждое из которых считало себя «пупом земли».

Восстановить былое величие или его подобие казалось невозможным. Требовался человек незаурядный, можно сказать, Спаситель Отечества. Как ни странно, таковой нашёлся в среде прогнившей ромейской аристократии. Он полностью соответствовал своему имени Феодор – «Дар богов». Родился он около 1175 года в знатном семействе Ласкарис, четвёртым сыном. По-видимому, образование, соответствующее его положению, получил при дворе, там сим важным делом ведал сам василевс: «Он поставил над ними педагогов (воспитателей) и педотривов (учителей), и одним приказал образовывать нрав юношей, а другим - учить их воинскому делу: - искусно вооружаться, закрываться щитом от вражеских стрел, владеть копьем, ловко управлять конем, бросать стрелу в цель, вообще - знать тактику, то есть уметь как следует построить фалангу, рассчитывать засады, приличным образом располагать лагерь, проводить рвы, и все прочее, относящееся к тактике». В ратном деле Феодор преуспел и слыл «смелым и страстным к военному делу юношей».

Успехи молодого человека заметил и оценил император: Алексей III Ангел решил выдать за него вдовую дочь Анну. Перед Масленицей 1199 года справили одновременно две свадьбы: старшую, Ирину Ангелину, выдавали за сына великого этериарха Алексея Палеолога, младшую, Анну - за Феодора Ласкариса. Император Алексей, не имея наследников мужского пола, заранее искал себе преемников; невероятно, но потомки обеих пар молодожёнов впоследствии носили пурпурную одежду и красные сандалии.

Феодора отправили на войну с болгарами, затем последовала осада Константинополя пилигримами-крестоносцами. «Своими страшными ударами он доказал латинянам самим делом, что и между римлянами есть храбрые люди». Во время последнего штурма, когда уже все бежали и попрятались, клир предложил Феодору знаки императорского достоинства; вместе с патриархом Ласкарис пытался поднять в бой «Варангу», но северные секироносцы уже утратили былую доблесть и «обещали содействие только за деньги, бесчестно и воровски…». Разуверившись во многом, Феодор бежал в Малую Азию к брату Константину, избранному императором (без коронации). Там он пытался организовать сопротивление с людьми неиспорченными. На первых порах счастье не благоволило ему.

Новые хозяева.
Кампания в Малой Азии, ноябрь-декабрь 1204 г.

Освоившись в Константинополе, избрав императором Бодуэна Фландрского, пилигримы начали делить владения - к слову, ещё не завоёванныё. Никея, город в Вифинии, где обосновались Ласкарисы, попал в земли «второй доли», не доставшиеся Бодуэну. Но так как это «было одним из наиболее знатных фьефов в земле Романии», владельцем стал человек знатный и уважаемый: граф Блуаский и Шартрский Луи, прибавивший к своим титулам ещё один - герцог Никейский. Новоиспечённый герцог послал завоёвывать новое владение своих вассалов Пьера де Брашэ и Пэйана Орлеанского, дав им «около 120 рыцарей». Если исходить из расчёта, принятого при заключении договора с венецианцами: на 4500 рыцарей, 9000 сержантов и 20 000 пехотинцев, - отряд должен был насчитывать около 120 рыцарей, до 250 сержантов и не менее 500 пеших, то есть немногим менее тысячи человек. Войско выступило из Константинополя в праздник Всех Святых - 1 ноября 1204 г.. Довольно быстро пилигримы добрались до Каллиполя (современный Галлиполи), где и пересекли Рукав св. Георгия (современные Дарданеллы). Переправившись в Анатолию, они вступили в город Эспигаль (греки называли его Пиги), расположенный к юго-западу от Кизика. Выбор базы объясняется просто: этот город населяли, в основном, латиняне, поселившиеся там задолго до прихода крестоносцев.

Вслед за первым отрядом, в праздник св. Мартина - 11 ноября 1204 г., выступил брат императора Бодуэна граф Анри д’Эно. Второе войско тоже насчитывало «около 120 рыцарей, весьма добрых ратников» и по силе не уступало первому. Выйдя на кораблях из Константинополя, Анри спустился по проливу и занял Абидос. Он «нашел его хорошо обеспеченным всяким добром, зерном и съестными припасами, и всем, что обычно полезно человеку». Сопротивления не было; мало того, армяне, составлявшие большую часть населения, всячески помогали в борьбе с ромеями. Анри вступил в права владения «своими землями», одновременно оказывая поддержку воинам Пьера де Брашэ и Пэйана Орлеанского.

Третий отряд переправился в Азию напротив Константинополя. Командовал им военачальник Макэр де Сент-Менеу, рыцарь из Шампани, помогали ему рыцарь из Фландрии Матье де Валинкур и француз Робер де Ронсуа. Ударной силой служило «около сотни рыцарей», с ними должно было быть не менее 200 сержантов и 500 пехотинцев. В течение двух дней они овладели Никомидией, столицей фемы Оптиматы. Ромеи оставили город без боя. «А рыцари расположились в нем и поставили там рать и укрепили город» - он должен был стать их «фьефом».

Феодор Ласкарис с братом Константином не знали, против кого выступить: воевать на два фронта сил явно не хватало. Кроме того, моральное состояние войск оставляло желать лучшего. Никита Хониат пишет об этом: «…наши знатные люди рассеялись кто куда, все бежали, чтобы спастись, одни ушли, а другие остались на родине, но не защищали ее, а скорее попирали ее ногами и еще больше осквернили себя тем, что добровольно подчинились победившим народам и за кусок хлеба и чашечку питья подло продали свободу». Однако Феодору удалось набрать «весьма значительные силы» и с ними двинуться против Пьера де Браше. Какова их численность, неизвестно. В то время Ласкарисы располагали только силами Вифинии, позднее «вифинская аллагия» насчитывала 800 всадников и считалась одной из сильнейших в Никейском войске. Можно предположить, что «весьма значительные» силы не превышали этого числа.

Пьер де Браше, в свою очередь, оправдывая мнение, что он - «воин, отличавшийся могучей силой времён героических», начал наступление из Пиги на Лопадий. Первым делом захватили Палорм, расположенный на берегу Мраморного моря, юго-восточнее Кизика. Укрепив замок, Пьер де Брашэ и Пэйан Орлеанский двинулись дальше, «чтобы завоевать страну». В день праздника св. Николая, что перед Рождеством 6 декабря 1204 г., рати встретились у крепости Пиманион возле озера Афнитис. У латинян было «140 рыцарей, не считая конных оруженосцев», скорее всего, до 420 всадников; пехоту, наверное, распределили по гарнизонам, во всяком случае, о ней нигде не упоминается. Какова была рать ромеев, достоверно неизвестно. Сначала, благодаря численному превосходству, победа клонилась в сторону Феодора Ласкарис. Но потом ромеи не выдержали натиска латинян и обратились в бегство. Лопадий встречал победителей «с крестными знамениями и святым Евангелием». Поражение полнейшее - и военное, и политическое. Города и земли падали под ноги новых хозяев, как перезревшие яблоки. Победный ход пилигримов застопорился только у Прусы.

Пруса располагалась на утесистом холме к северу от горы Олимп, сверх того обведена была крепкой стеной. Жители города и окрестностей - потомственные акриты, закаленные в вековых боях с арабами и турками, - успели заготовить продовольствие в количестве, достаточном для долговременной осады. Латиняне подступили к крепости с юга, где гора Олимп отступает несколько от города, и потребовали сдачи, угрожая при этом метательными орудиями. Вместо привычных изъявлений покорности они получили вылазку. Ромеи искусно применили своё превосходство в знании местности и искусстве стрельбы из лука, в результате «лишили неприятельское войско значительного числа храбрейших воинов, павших ранеными или убитыми». Несолоно хлебавши, пилигримы отправились восвояси - переваривать уже захваченные владения. На обратном пути они неоднократно подвергались нападениям ромеев, занявших господствующие высоты.

Окрылённые небольшой, местной, но победой, братья Ласкарисы возрадовались; а впереди их ждал…

Погром.
19 марта 1205 г., битва при Адрамитии

На помощь новообразовавшейся Латинской империи вскоре прибыло пополнение: «множество людей из земли Сирии и из тех, кто оставил войско и отправился через другие гавани». Во главе стояли Этьен Першский и Рено де Монмирай, которые приходились двоюродными братьями графу Луи. Кроме того, из Святой Земли, где дела шли не особо хорошо, «прибыли Юг де Табари и Рауль, его брат, и Тьерри де Тандремонд, и множество местных уроженцев, рыцарей, тюркоплей и сержантов». Император Бодуэн встретил их очень благожелательно, «ибо это были весьма знатные и весьма могущественные люди; и они привезли с собой великое множество добрых воинов». Всю эту ораву надлежало содержать и кормить подобающим образом. Поступили как обычно: пожаловали Этьену Першскому герцогство Филадельфия, то есть фему Фракисион, где в то время сидел свой правитель - Феодор Манкафа.

Во главе войск, назначенных для захвата Филадельфии, поставили Анри, брата императора Бодуэна Константинопольского: он в Абидосе был ближе всех к цели завоевания, послав необходимую помощь. Анри, человек незаурядный, храбрый и сведущий в ратном деле, по совету армянских аборигенов первый удар направил на Адрамитий, что находится у моря, в двух днях пути от Абидоса. Оставив в Абидосе всю пехоту, он с конницей двинулся в поход. Адрамитий и не думал сопротивляться: «город сдался ему, и он там расположился; и тогда ему сдалась большая часть земель». Путь на юг, во Фракисийскую фему был открыт, в победе над Манкафой Анри ничуть не сомневался. Но тут армянские доброхоты доложили о приближении «очень большого войска». Опасаясь быть заблокированным в городе, молодой граф вывел рать в поле лицом к лицу с неприятелем.

О битве при Адрамитии есть два известия: у Жоффруа де Виллардуэна и у Никиты Хониата. В чём-то они дополняют друг друга, в чём-то противоречат. Первый вопрос: кто возглавлял ромейскую рать? Маршал указывает Константина Ласкариса, «который был одним из лучших греков Романии». Никита приписывает руководство Феодору Филадельфийскому, то есть Манкафе. По-видимому, прав Виллардуэн: как один из руководителей крестоносцев, он был прекрасно осведомлён о военных делах - и имя неприятельского полководца ему должно было быть известно, тем более что он знал того лично.

Никита же - человек штатский, описывал события с чужих слов (сам он в то время был в Константинополе). Кроме того, Хониат зависел от Феодора Ласкариса; чтобы попасть в круг приближённых, ему в своё время пришлось сочинить такую хвалебную речь, аналогов которой я не встречал. Опорочить имя обожаемого правителя, даже упомянув его брата, - это претило маститому историку, а вот приписать позор разгрома сопернику - вполне логично. Тем более что Манкафа, скорее всего, находился со своими людьми в войске Константина, ведь латинский поход угрожал именно ему. Где в то время обретался Феодор Ласкарис? Скорее всего, вел переговоры со свояком: султаном Гийяс ад-Дин Кай-Хосровом I. Личность примечательная и весьма интересная, ещё не раз это имя встретится нам. Перед Кай-Хосровом в то время маячила надежда вновь занять Иконийский престол, но для этого нужна была поддержка; её и обещал Феодор, требуя взамен последующую помощь против крестоносцев. Достойные враги-приятели торговались, как могли.

В субботу 19 марта 1205 года, накануне середины Великого поста, войско Константина Ласкариса подошло к Адрамитию. Виллардуэн пишет, что Феодор Ласкарис «постарался заполучить столько ратников, сколько мог; и он собрал большое войско». Скорее всего, кроме вифинской аллагии, в войске были и равночисленные воины-фракисийцы. Кроме того, упомянута пехота: наверное, среди них были знаменитые никейские лучники, отлично показавшие себя под Прусой. Можно предположить общую силу войска в три с небольшим тысячи человек, конных и пеших поровну.

Про войско Анри известно немногим больше: только командный состав. Кроме брата императора с его 120 рыцарями, в войске состояли: сенешаль Романьи Тьерри Лоосский; коннетабль Тьерри де Тандремонд и Николя де Майи, недавно прибывшие из Сирии, а также фламандцы Бодуэн де Бовуар, Ансо де Кайо. Если предположить, что последние двое были вассалами Анри и входили командирами баталий в вышеназванные 120 рыцарей, то отряд сирийских крестоносцев должен был включать 120 рыцарей, к ним 240 сержантов и до 500 туркополов, а у сенешаля Романии - не менее 60 рыцарей. Всего можно предположить 300 рыцарей, 600 сержантов и 500 туркополов, все конные. Если ромеи и имели превосходство, то в пехоте, но заметно уступали качеством как в тяжёлой коннице, так и в лучниках - конные туркополы были более мобильны по сравнению с пешими никейцами.

Ромеи напали неожиданно, «стеснили» пилигримов своей многочисленностью и… остановились. «Выгнувши ряды своих войск наподобие кольцеобразных извилин огненного дракона, блестя чешуёй панцирей и развёрнутыми краями обоих флангов представляя как бы открытую пасть страшного рта, но для наступательного движения построившись, таким образом, до крайней степени растянуто и мешковато». Чем была вызвана остановка?

Про построение латинян ничего не говорится, судя по количеству командиров, войско могло состоять из шести баталий, но скорее всего - из трёх:

Туркополы - 500 конных лучников осуществляли взаимодействие баталий и прикрывали их с фронта и флангов.

Мне кажется более вероятным построение друг за другом в три эшелона. Хотя для разгрома хватило одного отряда графа д’Эно.

Анри мгновенно оценил обстановку. Латинская конница, не медля ни минуты, построилась в боевой порядок: плотно, «стремя к стремени». Рыцари стояли, подняв копья, и ждали нападения. Греческое войско не двигалось. Граф выехал в голову клина, опустил копье и зарысил вперёд, вслед за ним «направив копья, с обычным криком» двинулись остальные. Убыстряя ход, «железный кулак» несся на неподвижного «огненного дракона». Случилось то, что и должно было произойти: многократно усиленный ускорением плотный строй пилигримов смял противостоящих неприятелей, обратил их в бегство. Пешие лучники не способны остановить железный каток без поддержки тяжелой пехоты, укреплений или условий местности. Всё это при Адрамитии отсутствовало. Конные фланги и хвалёные латники в центре не стали дожидаться и бежали. Никита Хониат честно описал позор поражения: «преследуя бегущих, положили большую часть их на месте, так как римские всадники при первом же натиске латинян и взмахе копий ускакали во весь опор и предоставили пешие отряды в жертву и добычу неприятелю». Погром получился хлеще, чем под Пиманионом; наверное, он сыграл свою роль в лишении Константина царского титула.

Спасение пришло неожиданно, из Фракии. От давнего соперника: болгарского царя Калояна и его куманских родичей. Именно они разметали крестоносную армию 14 апреля 1205 года под Адрианополем, положив цвет воинства пилигримов во главе с Луи, графом Блуаским и Шартрским. Император Боэмунд был отвезен пленником в Велико Тырново, где и сгинул неведомой смертью: разные хронисты пишут о том по-разному. Говорят, всего погибло до 7000 крестоносцев. Болгары и куманы показали, что захватчиков можно и нужно бить, надо только иметь волю и желание.

Новые императоры.
Пленение «воробышка», 1205 г.

Анри срочно вернулся в Константинополь. Несмотря на бегство части пилигримов, последовавшее за Адрианопольской битвой, ему удалось несколько стабилизировать положение. С Феодором Ласкарисом в июне-июле 1205 года заключили перемирие. Это позволило бросить все силы против Калояна. Доказав своё умение как на ратном поле, так и в дипломатических хитросплетениях, Анри по праву получил титул императора Латинской империи. Коронация произошла 22 августа 1205 года.

А Феодора несколько раньше, в мае-июне, избрали императором Никеи - взамен брата Константина, потерявшего авторитет и уважение под Адрамитием. Заключив союз с Гийяс ад-Дином, Ласкарис начал создавать практически новое государство, благо выдалась мирная передышка. Необходимо было поднять моральный дух подданных, доказать им возможность сопротивления. Для этого приходилось и выступать перед толпами простого народа, и уединяться на «совместные трапезы» с людьми знатными и показывать там «многоопытный нрав и разнообразие мысли». Наконец, удалось «как-то зажечь уже погасший дух ромеев» и создать боеспособную, хоть и небольшую армию. Никита Хониат таким образом восхвалял Феодора: «Воинов из наших отрядов, которые, когда наступала пора сражения, не смели даже смотреть на вражеский шлем и не более муравьев годных в военных делах или жаждущих надеть шлем Аида, привел в сознание, или, как говорится, сделал другими: из бегущих от сражения - воинов, из невооруженных - гоплитов, из домоседов - желающих жить в палатках, из живущих дома - предпочитающих находиться под открытым небом, из непривычных к верховой езде - годных управлять колесницами, [запряженными] арабскими и нисейскими конями, взнузданными ремнями и одетыми в защитные попоны, закрывающие все тело коня». С колесницами ритор, наверное, перегнул палку, но в целом создаётся впечатление, что Никейская армия включала в свой состав и тяжелую конницу с защищенными доспехом конями и всадниками, и пехоту. Да и характер местности не позволял без неё обходиться.

Организационно рать мало отличалась от старой ромейской армии, набиралась из стратиотов – воинов, служивших за земельный надел. В зависимости от величины надела, воин служил в коннице или в пехоте. Оружие приобреталось за свой счёт.

Территориальное войсковое соединение называлось аллагия, командовал им архонт. Заинтересованный в привлечении в войско свежих сил, Ласкарис широко применял систему проний – также земельного владения за службу, но данного только на время службы, без возможности наследования. Прониары составляли, в основном, тяжелую латную конницу, стратиоты – легкую конницу и пехоту. На пеших возлагалась защита крепостей и границ. Конные совершали походы.

Весьма собой довольный, Феодор приказал высечь свои постановления и указы на стенах Никеи и Прусы. Но почивать на лаврах пришлось недолго. Не один Ласкарис хотел власти: на северо-востоке крепла держава Великих Комнинов. Давид и Алексей, внуки неправедно свергнутого Андроника II, считали себя единственными наследниками Второго Рима. Благодаря поддержке тётушки – царицы Тамар - и её воинам, доводы казались весьма убедительными. Взяв власть в Трабзоне, братья утвердились в Пафлагонии, захватив Ираклию, и послали войско под предводительством молодого человека по фамилии Синадин против никейского выскочки.

Войско Комнинов организовано и вооружено было аналогично Никейскому; согласно исследованиям современного ученого Р.М. Шукурова, оно никогда не превышало двух–трех тысяч воинов, в основном, конных. В этом походе участвовал отряд грузинских азнавуров, посланных любящей тетушкой в помощь племянникам. Тамар возомнила себя новой царицей Савской: меняла мужей по своему усмотрению, подавила оппозицию местных феодалов; грузинская рать разгромила румского султана Рукн ад-Дин Сулеймана при Басиани, окрестные султаны и эмиры платили дань и страшились одного её взгляда. Великой царице пели хвалебные оды знаменитые поэты Чахрухадзе и Шавтели. Придворный казначей Шота из Рустави посвятил Тамар поэму «Витязь в тигровой шкуре» и ушёл в монастырь, как говорили злые языки, от неразделённой любви. Вполне вероятно, что такая женщина могла думать и о ромейском престоле.

Поход Андроника Синадина начался весьма успешно, удалось обманом взять бесхозную Никомидию. Победители думали, куда теперь направить свой победный шаг: на юг, на Никею, или на север, на Царьград? Никита Хониат сравнил их томления с положением несчастного животного из басни Эзопа «Обезъяна и рыбаки».

Феодору Ласкарису подобные конкуренты надобны не были. Собрав войско, сколько возможно, он предпринял опасный маневр. Рать двинулась путем, «неожиданным для них, гористым и поросшим густым кустарником и с неприступными склонами гор». Император, возглавляя, «шел перед войском, блистая доспехами и сияя полководческим искусством». Марш продолжался днём и ночью, в темноте использовали факелы, «превращая ночь в день, мрак сделав светом». Отлично проявили себя отряды сапёров, сделав для воинов «непроезжий путь легко проезжим». В итоге, как пишет Хониат, Феодор - «благополучный и изобретательный при натиске на врагов», - вывел рать «на пространное место и бесшумными шагами, никак не ожидаемый, став против врагов и развернув, как невод, строй, взял в плен полководствующего мальчишку, пищащего, как жалкий воробышко, напрасно хлопающий крылышками. Его же войско приказал изрубить, часть обратил в бегство, а часть помиловал, поскольку не был сторонником его поголовного истребления, но вносил в свои дела милость». Надо думать, что изрубили грузинских витязей, ромеев с удовольствием приняли к себе.

Юг и Восток.
Поход на Меандр, январь-февраль 1206 г. Понтийский поход, лето-осень 1206 г.

Союзы и договоры в то время существовали недолго и обуславливались личной выгодой, несмотря на то, что заключались, в основном, людьми хорошо знакомыми, часто родственниками. Названный брат жены Феодора султан Кай-Хосров занял при помощи Ласкарисов Иконийский престол. Но ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным: кроме сестры, у султана был ещё и зять – Мануил Маврозом. Мануил желал быть независимым владетелем и претендовал на земли по реке Меандру. Султан не смог отказать родственнику и снабдил его войском. Хониат пишет: «И вот, напав с персидским войском, он, который умел быть мужественным только против своих, уничтожал не согласных с ним единоплеменников как иноплеменных». Феодор срочно перебросил войска с севера «и очень легко изгнал его, словно галку с чужими перьями. Что касается его воинов, то одних пронзил, погрузив в непробудный сон, других заставил купить избавление быстротою своих ног и ног быстроногих коней, третьих захватил; и тех, которые были знатного и богатого рода и не были из простонародья, оковал вплоть до шеи». Однако портить отношения с Кай-Хосровом время ещё не настало: вернув ему пленных, добавив из своих владений города Хоны и Лаодикею, Ласкарис заключил новый союз с султаном ради безопасности на Юге и помощи против латинян и Комнинов.

Целью нового похода Феодор избрал Ираклию, столицу одного из братьев – Давида. В середине лета, «вздымая огромные воды», никейская рать, состоявшая из латной конницы, тяжелой и легкой пехоты, с союзниками-турками форсировала реку Сангарий, передовые посты трапезундцев бежали. Дальше стало труднее. Местные жители – пафлагонцы, издавна славились воинственностью, в умении стрельбы из лука не уступали, а скорее превосходили вифинцев Феодора. Кроме того, характер местности способствовал организации обороны. Заняв недоступные вершины, туземцы завалили узкие проходы вековыми деревьями и искусственными заграждениями.

И опять вперёд пошли сапёры, а в первых рядах - император. Вся рать видела его «то с топором в руках рубящего лес и расчищающего проход, то предпринимающего нечто другое, спасительное для войска». В ход шли все достижения тогдашней техники, казалось, стихии покорились василевсу: «И тотчас то, что было углублено рвами, сделалось ровным местом, завалы из деревьев и мусора разравнялись и приобрели первоначальный вид, неровный путь сделался ровным; горы, прежде лесистые, обнажились, а мешавшее было опрокинуто на землю. То, что затрудняло продвижение, было ниспровергнуто оружием, наваленное врагами на земле, чтобы преградить путь войску, или истребил сильный, взметнувшийся высоко огонь, или же было поднято и легко переброшено в другие места. И кривая дорога сделалась для войска прямой и удобной». Особые отряды, созданные из охотников-горцев, заходили в тыл неприятелю, не оставляя ни малейшего шанса на спасение. Не помогли ни метательные орудия, ни хитроумные укрепления. «Более горячие в сражении были поражены, разгромлены и убиты. А другие, подобно бегущей лани, обратились в поспешное бегство. Большая же часть их, попав как бы в сети, сама себя порицала в неблагоразумии». Так пала Плусиада. Путь на Ираклию был открыт; но пришли тревожные вести с запада…

Север и Запад.
Цивитот, 31 марта - 2 апреля 1207 г.

Разгром Синадина устрашил Великих Комнинов, они стали искать союзников - и нашли понимание в Константинополе. Император Анри, весьма огорченный сношениями Ласкариса с неугомонным Калояном, счел их нарушением заключённого перемирия. Кроме того, усиление Никеи никак не устраивало латинян. Обращение Комнинов пришлось кстати. «И тогда император держал совет и послал на ту сторону Рукава в город Эспигаль (Пиги) Пьера де Брашэ, которому была выделена земля в этом краю, и Пэйана Орлеанского, и Ансо де Кайо, и Эсташа, своего брата, и большую часть своих добрых ратников, чуть ли не 140 рыцарей. И они начали войну против Тольдра л'Аскра, войну большую и очень жестокую». Первым делом пилигримы захватили Кизик, отстроили разрушенную крепость и стали совершать набеги на ромеев. Реакция не замедлила последовать, подданные Феодора отвечали адекватно, началась долгая и безрезультатная «малая война».

Одновременно Тьерри Лоосский, воспользовавшись моментом, захватил Никомидию; города и крепости как таковых не было, оставалась только церковь святой Софии. Предприимчивый сенешаль Романии «убедился в том, что крепость разрушена; и он укрепил каменной кладкой церковь св. Софии, очень высокую и красивую, и отсюда он также повел войну в этой местности». Пилигрим Макэр де Сент-Менеу стал укреплять замок Харакс, в шести лье от Никомидии в сторону Константинополя; а Гийом де Сен начал укреплять другой замок, Цивитот, расположенный на берегу Никомидийского залива, по другую сторону, против Никеи. Мероприятия, направленные против Ласкариса, отвлекли значительные силы латинского воинства, чем не замедлил воспользоваться Калоян. В начале марта 1207 года войско из болгар и куманов в очередной раз осадило Адрианополь. О серьёзности намерений владыки Болгарии свидетельствует наличие тридцати трех «больших камнеметательниц», непрерывно обстреливающих город. Анри приказал трубить общий сбор, части крестоносного воинства потянулись к Константинополю.

Тут уж благоприятный случай решил использовать Феодор. 31 марта 1207 года он осадил Цивитот. Гарнизон состоял из 40 рыцарей, «весьма добрых ратников», их командиром был Макэр де Сент-Менеу. Ромеи плотно обложили город с моря и суши. За день боев «лишь пятеро рыцарей не были ранены; а один убит», сержантов и прочих ратников не считали. Благодаря портовым городам, Ласкарис к тому времени смог построить флот. Во главе поставил калабрийского пирата Иоанна Стириона, прославившегося ещё во времена службы у Исаака II и Алексея III.

На этот раз Феодор оплошал, не смог скрыть свои планы: уже утром субботы - дня штурма, к завтраку, во Влахернский дворец примчался гонец с мольбой о помощи. Император Анри прервал трапезу и взошёл на галион. Рать собирали второпях, кого могли найти, экипажи кораблей составляли венецианцы и пизанцы. Всего набралось 17 больших и малых судов. С рассветом 1 апреля флот показался в виду Цивитота. «И они поплыли с этой стороны, построив корабли в одну линию по фронту, и все на кораблях были при оружии, в шлемах с опущенными забралами». Никейские корабли (их, по словам Виллардуэна, было 60) отошли к берегу, под прикрытие сухопутного войска. Ромеи подтянули лучников и камнемёты. Весь день длилось противостояние, к вечеру со стороны Константинополя подошла подмога. Утром следующего дня Анри вошел на своём корабле в город и вывез гарнизон.

Маршал Жоффруа говорит о несомненной победе, но это вызывает сомнение: уже в мае флот Иоанна Стириона (который, по словам Виллардуэна, сожгли) осаждает Кизик с моря, а никейское войско - с суши. Против диверсии снаряжается эскадра из 14 галер с лучшими людьми на борту, ведёт их сам Виллардуэн, но удар приходится в пустоту, неприятель исчезает без следа. И ни с того ни с сего объявляется у Никомидии. Анри срочно спешит туда, но врага опять нет.

Два императора.
Никомидия, май 1207 г.

Оставив в Никомидии Тьерри Лоосского, сенешаля Романии, со всеми его рыцарями и оруженосцами, Латинский император возвратился в Константинополь с надеждой наказать, наконец, Калояна, разорявшего Фракию. Но и этому не суждено было сбыться. Однажды в мае Тьерри Лоосский и Гийом де Першуа отправились по окрестностям Никомидии за фуражом, или просто пограбить, было их около трехсот; наверное, все «добрые воины», их оруженосцы и славные представители италийских сеньорий, оказавшиеся в тех местах, решили поправить своё материальное положение. Алчность завела пилигримов в горы. «Но здесь, близ никомидийских горных трущоб, неожиданно настиг их Андроник Гид», один из полководцев Ласкариса. По другой версии, славная прогулка была вовсе не грабительским набегом, а целенаправленным походом в помощь Великим Комнинам, окончившимся провалом. Иначе чем объяснить объединение ВСЕХ сил пилигримов, оставленных в Азии в одном месте. Ведь от Никомидии, владения Тьерри, до Кизика, оставленного на попечение Гийома де Першуа, не один и не два дня пути, а гораздо больше, ещё по враждебной территории. Да и участие трех сотен рыцарей (а на них должно было приходиться не менее шестисот сержантов) заставляет больше верить второй версии.

Битва, по описанию Хониата, произошла жестокая. Победа несколько раз склонялась то на одну, то на другую сторону. Виллардуэн с горечью пишет, что Тьерри дважды был сбит с коня, «а его люди силою вновь усаживали его в седло». Наконец, получив «смертельную» рану в лицо, сенешаль Романии оказался в плену. Второй предводитель пилигримов - Гийом де Першуа - проявил не меньше доблести: был сбит с коня, опять посажен в седло, получил рану в руку и спасся на коне. Причину поражения славный маршал Франции видит в неожиданности нападения, неисчислимости ромеев и нерыцарском поведении некого Ансо де Реми. Хониат скромно намекает на устроенную Гидом засаду, благодаря которой мало кто из «итальянцев» убежал. Спасшиеся пилигримы скрылись в крепости святой Софии, что в Никомидии, и срочно послали в Константинополь гонца с мольбой о помощи. Поход на Адрианополь откладывался в очередной раз.

Император Анри переправился через Рукав святого Георгия (Гелеспонт), «построил свои боевые отряды и поскакал, переход за переходом, пока не прибыл к Никомидии». Продвижение в боевом порядке было вызвано всеобщим восстанием населения, воодушевлённого долгожданной победой. Император Феодор Ласкарис, проведав о том, стянул все наличные силы к Никее.

Так и стояли они, два войска, два христианских, но различных мира, разделённые высотами, называемыми сейчас Бейлик Даг. На пятый день решили не пытать судьбу в битве и заключили перемирие на два года. Феодор получал всю Финию (с разрушенными крепостями Кизика и святой Софии в Никомидии), а Анри - «смертельно раненого в лицо» сенешаля Романии - Тьерри Лоосского и «всех пленников, которые были захвачены во время того поражения и в других местах, которых было немало». Наконец Латинский император мог отправиться во Фракию для наведения порядка, а Никейский - заняться внутренними делами и короноваться официально. К тому времени власть Ласкарис признавали Пруса, Никея, Лидия, Филомолп, Смирна, Эфес и «все места, лежащие в этих границах».

Ласкарису выпала большая удача – несколько мирных лет. Использовал он их с большой пользой. Первой заботой было войско. Феодор Скутариот пишет: «Он укрепил и украсил себя архиерейством и синклитом, лучшими полководцами и тагмами, а также частями стратиотских войск. С Божьей помощью и своими трудами он сделал такое, что показал себя почти сверхчеловеком». Располагая весьма ограниченными ресурсами, только двумя фемами: Вифиния и Фракисион, Феодор не мог рассчитывать на многочисленность воинов. Тогда император решился на отчаянный шаг: «Он принимал всех ставших пленниками латинян и искавших у него защиты, приветливо ко всем расположенный, он снабжал средствами для жизни и делал подобные благодеяния, становясь поручителем всех и всем». Взамен требовал одного – верной службы. Ласкарис не ошибся: вскоре латинская аллагия стала, как стародавнее войско тагм, кузницей командных кадров, туда посылали молодых ромеев обучаться латинскому способу боя, да и сам император сражался в их рядах. Латиняне, «которых боялся император Ерис (Анри), потому что среди них было много знаменитых как по знатности рода, так и по присущему им мужеству», не подвели и доказали свою преданность. Латинский контингент составлял больше трети всей рати, которую можно было двинуть в поход. Ромейские прониары и стратиоты уступали в вооружении и выучке, но потихоньку подтягивались к идеалу. Кроме того, аллагии включали в свой состав пехоту, которая несла гарнизонную службу и охраняла горные проходы. В походы пехота не ходила, но границы защищала вполне успешно. Конные части аллагий включали в свой состав как латников, так и лёгкую конницу, вооруженную луками, весьма сходную с турецкой.

«Блудный тесть» и султан.
Иконийский султанат, 1210 г. - июнь 1211 г.

Три года протекли более или менее спокойно, но неожиданно из латинского заключения вернулся «блудный тесть»: Алексей Ангел. Естественно, он хотел занять подобающее ему место, но Феодор привык уже быть первым в Нике и уступать престол не собирался.

Низложенный василевс, не принятый зятем, направил усталые стопы к крёстному сыну - Гийяс ад-Дину Кай-Хосрову.

Конечно, повелителю правоверных вспоминать грех юности - переход в православие в бытность свою изгнанником в Царьграде - было несколько не с руки, но уж повод подвернулся очень хороший. Причин было много: и непомерное усиление Ласкариса, и отказ выплачивать им харадж – плату за союз; да и возможность прибрать к рукам отбитое у латинян манило необычайно. Но нужен повод, чем весомее, тем лучше. А тут богоугодное дело: вернуть корону законному владельцу, да ещё не имеющему наследников; от такого мог отказаться только властитель, лишенный ума (государственного). Для соблюдения приличий в Никею отправили послов с заведомо неприемлемыми требованиями. Не дожидаясь ответа, Гийяс ад-Дин собрал диван, где изволил сказать: «Там, где рана, нужен остро отточенный индийский ланцет, сахарный сироп торговца виноградом не принесет пользы. Все равно им, увещевал ты их или не увещевал, — они не веруют». По всему Руму объявили газават и джихад. По провинциям разослали фирманы, оповещая о войне малых и больших эмиров и всех воинов. «Согласно высочайшему приказу, военачальники, предводители и вожди в полном вооружении явились с многочисленными [воинами] и сподвижниками к месту сбора; войска (а от страха, произведенного их видом, лев земли выбросил бы когти, а орел неба сбросил бы оперенье) услужливо шли у султанского стремени» - пишет сельджукский хронист Ибн Биби. Всего собралось «немного меньше 20 000, вооруженных пращами и стрелами, равно как копьями и мечами», пехоты и конницы - это уж из греческих источников.

Феодор Ласкарис не растерялся, хотя дела были у него, «как говорится, на острие бритвы». Для начала, «созвав своих людей, он спросил их, будут ли они верны ему или его тестю императору Алексею. Они все дружно, как будто в один голос, сказали: или жить вместе с ним, или погибнуть». Заручившись поддержкой войска, император выступил из Никеи. Султанского посла, дабы исключить возможность утечки информации, не отпустили, но везли с собой. Быстрым маршем рать прибыла в Филадельфию. Произвели смотр: налицо оказалось 2000 человек, из них 800 «латинян», в большинстве своём личных врагов императора Анри. Из сообщения Анонимной турецкой хроники, где говорится, что император выступил против султана «с четырьмя сотнями эмиров из франков и румийцев», можно сделать предположение о двух тысячах всадников как о полном составе войска вместе с оруженосцами. Скорее всего, рать включала три аллагии:

1. «Латинская» - 100 рыцарей, 200 сержантов, 500 всадников типа «туркополы»;

2. «Вифинская» - 150 конных латников, 450 всадников типа «туркополы»;

3. «Фракисийская» - 150 конных латников, 450 всадников типа «туркополы».

Гийяс ад-Дин выступил со своим воинством из Аталлии и осадил Антиохию на Меандре. Город являлся ключом к ромейским владениям. Расставив осадные орудия, султан предвкушал скорое падение крепости. Для морального воздействия под рукой мельтешил Алексей Ангел с супругой Ефросиньей.

Феодор вышел из Филадельфии одновременно с султаном, приказав оставить всё лишнее, налегке, но ненамного опоздал. Вблизи Антиохии он отпустил посла, дабы известить Кай-Хосрова о своём прибытии. Выбрав место узкое, неудобное для действий крупного конного войска, остановился и стал ждать.

Султан, выслушав посла, сперва удивился: он не ожидал от Ласкариса подобной прыти; потом решил, что это воля Аллаха: проще разбить ромеев в полевом сражении, чем выковыривать из горных крепостей. Оставив возле Антиохии часть сил, турецкая рать вышла навстречу. Сколько воинов повел Кай-Хосров в роковую для себя битву, доподлинно неизвестно. Можно только предположить, что отряд субаши Кайсарии, Йа'куба Кабаклака, в четыре тысячи воинов, который, как утверждает турецкий Аноним, подошел к полю боя на следующий день, составлял осадный корпус. Если это так, то у турок, должно было быть около шестнадцати тысяч, восьмикратное превосходство!!! Даже если половина войска изначально состояла из пехоты и тоже осталась осаждать крепость, для решительной схватки султан вывел шесть тысяч отлично вооруженных всадников.

Остановимся на последнем, наименьшем, трёхкратном превосходстве. О построении сельджуков прямо не говорится, известно только, что эмиры постановили: «Пусть султан находится в центре, а мы пожертвуем своими душами». Аноним еще добавляет: «Акчийа-йи Айаси, следуя за султаном, напал на центр Кира Луки и проявил большое рвение». Из первого можно заключить о наличии передового отряда, который прикрывал «серединную» рать с султаном, из второго – резервного отряда, атаковавшего следом за «серединной» ратью. Косвенно о наличии резерва говорит и фраза Григоры: «пока не проникли до самого хвоста неприятельского». В ромейской терминологии: голова – авангард, тело - главные силы, хвост – арьергард. По ходу сражения видно и присутствие крыльев – фланговых отрядов. Налицо широко применяемый на Переднем Востоке «пятичастный» боевой порядок.

Чудо.
Антиохия на Меандре, 17 июня 1211 г.

Битва при Антиохии достаточно подробно описана: у ромеев - Акрополитом и Григорой, у сельджуков - Ибн Биби и Анонимом. Дополняя известия одно другим, можно довольно правдоподобно реконструировать ход сражения.

Выйдя из осадного лагеря, Кай-Хосров прошел некоторое расстояние и наткнулся на ромеев. Оценив обстановку, он приказал остановиться и выстроить боевой порядок. «Правда, он был недоволен местностью, потому что она была узка и тесна для конницы, и столько же представляла удобств для малого войска, сколько неудобств для большого; однакож ждал». Началось почти ритуальное приготовление к бою: «Султан, как лучезарное солнце, надев казаганд (боевая одежда, подбитая ватой, надеваемая под кольчугу) подобный бадахшанскому лалу, закинув за плечо лук, жесткий как сердце среброгрудых [красавиц], привязав к поясу паларак (сабля индийской стали), падающий как слезы влюбленных», воссел на «башнеподобную» лошадь. Собравшиеся вокруг эмиры услышали слова: «Если я убью, то стану газием, а если меня убьют, то я стану шахидом». Зачем он это сказал - чувствовал смертный час или пытался убедить эмиров, а через них и всё войско, в своей приверженности исламу? Кто знает; но человеку, единожды предавшему, веры мало, а уж дважды преступившему устои - и подавно.

Феодор понял, что приятель молодости и милый собутыльник предоставил ему право первого удара. Стоять и ждать смысла не было, можно попробовать решить бой одним сильным ударом. В прямом бою его латиняне, отпрыски лучших фамилий франкских земель, сильнее турок. Никто и ничто не могло остановить железный каток, а для маневра у мусульман не было места, да и многочисленность скорее мешала. Приказав архонтам ромейских аллагий прикрывать фланги, император въехал в центр латинского строя и дал сигнал к бою. «Восемьсот царских латинян, сомкнув ряды, прежде всего, разорвали средину неприятельской фаланги, ударив на нее с необыкновенною силою, и пробивались вперед до тех пор, пока не проникли до самого хвоста неприятельского. Потом обратились назад, и так превосходно повели дело, что персидским пращникам и стрелкам ничего нельзя было сделать, потому что те неслись сплошною массою, рука с рукой».

Гийяс ад-Дин с ужасом наблюдал, как вал латной конницы шутя раздавил «голову» войска, врубился в «сердце», прошел как нож в масле, развернулся и покатил назад. Но за это время крылья обратили противостоящих им ромеев в бегство и, развернувшись, ударили по флангам латинян. Отдав приказ резерву Акчийа-йи Айаси атаковать, он взял в руку короткое копье и сам бросился в бой. Окружённые со всех сторон латиняне дорого отдавали свои жизни, но силы оказались несоизмеримы, на каждого приходилось по несколько врагов, а строя уже не было, каждый бился сам по себе. Почти все они полегли.

Ласкарис стоял среди боя и как завороженный смотрел на крушение своих мечтаний. Всё, чего он добивался почти десять лет, рушилось в одночасье. Телохранители ещё отбивались, но он понимал: долго это не продлится. Неожиданно раздалось: «Эй, зять!». Поворотившись, Феодор увидел улыбающегося султана. Сильнейший удар в голову повалил императора вместе с конем на землю, шлем отлетел в сторону, голова шла кругом… Неожиданно на Ласкариса снизошло свыше озарение, он, шатаясь, поднялся, вытащил меч; Кай-Хосров уже оборотился спиной и кричал своим гулямам, указывая через плечо: «Возьмите его!». Размахнувшись двумя руками, император ударил лошадь по задним ногам. Гигантская кобыла завалилась, вслед за ней, как башня, рухнул султан. Ещё раз размахнувшись, Феодор отсёк названному брату жены голову, воткнул её на копьё, поднял и закричал… Как пишут историки, битва мгновенно прекратилась, турки, до того беззаботно грабившие павших, мгновенно снялись с места и разбежались. Может быть, этому способствовало возвращение оправившихся ромейских крыльев? Бог весть. Но ЧУДО свершилось. Ласкарис победил. Ибн Биби с горечью заключает свой рассказ: «Когда эмиры и предводители войска узнали, что султан мученически пал за веру, они растерялись, утратили присутствие духа и посчитали удобным бегство. Войско Ласкариса оправилось, воодушевилось и стало преследовать бегущих мусульман. Множество народу пало в этом кровавом побоище: одних убили, некоторые утонули, а иные погибли, увязнув в грязи и переходя через брод. Ина чашнигира привели связанным к Ласкарису».

«Ласкарис не победил, а побеждён».
Поход Анри в Малую Азию, июль 1211 – осень 1212 гг.

На поле боя Феодор Ласкарис передал останки поверженного султана Сайф ад-Дин чашнигиру и велел предать их достойному упокоению. Тогда же была достигнута договорённость о поддержке ромеями сына Кай-Хосрова принца Ияз ад-Дина Кай-Кавуса I. Чашнигир с остатками войска и телом султана прибыл в Иконию, где беспокойный султан окончил свой земной путь, полный приключений, теперь ему предстояло отвечать перед Вышними силами (интересно какими? Хотя умные люди говорят: Бог один, ученья разные). А у живых оставались свои проблемы. Со скандалом и небольшой войной, чашнигир посадил на престол протеже Ласкариса. Ияз ад-Дин Кай-Кавус I «воссел в Конье шестого числа месяца сафар шестьсот восьмого года» – 20 июля 1211 года. Немалую роль в этом сыграла помощь Феодора, впоследствии он в ней не раскаялся.

А победитель не знал, что делать: радоваться победе или оплакивать латинскую аллагию. Именно она сдерживала императора Анри. Акрополит пишет, что, узнав о битве при Антиохии, Латинский повелитель воскликнул: «Ласкарис не победил, а побеждён!» и срочно повелел собирать полки. Этот поход походил на 1204 год. Уже в июле 1211 года ромеи потерпели поражение под Пигами. 15 октября 1211 года - на реке Риндаке около Лопадия. 13 января 1212 года Анри занял Пергам, сначала он думал захватить резиденцию Ласкарисов – Нимфей, городок в 15 км восточнее Смирны с его четырёхэтажным императорским дворцом, но решил, что военная польза важнее. Латинское войско повернуло в земли фемы Опсикий, к крепостям Лентианы и Пиманион.

Защитники Лентианы покрыли себя славой. Сорок дней гарнизон крепости отбивал штурмы. Лишённые воды и пищи воины ели кожу со своих щитов и сёдел, но не сдавались. Когда стены пали под стенобитными орудиями, Константин Ласкарис, начальствующий над ними, приказал зажечь огромный костёр по периметру, и пока не сгорело всё деревянное, крепость стояла. Наконец, средства борьбы исчерпались. Анри, поражённый мужеством «людей, посвятивших себя Аресу», поступил мудро: отпустил военачальников – Константина Ласкариса, Дермокаита, зятя императора Андроника Палеолога, - а остальных воинов взял себе на службу. Разбил их на отряды, поставил во главе единоплеменников, главным назначил Георгия Феофилопула и повелел охранять восточные пределы державы. Случилось это летом 1212 года.

Убедившись в возрожденной доблести ромеев, Анри заключил с Феодором осенью перемирие. «Они договорились, что всеми землями к западу от Кимины (так называется гора около Ахирая) вместе с самим Ахираем владеют франки, что Калам (это – деревня, от которой начинается фема Неокастра) остаётся необитаемой, и что отсюда начинаются владения императора Феодора: а именно Неокастра и города Кельвиан, Хлиар и Пергам, а также земли, лежащие между фемами Магидия и Опсикия. Кроме того, императору Феодору принадлежала и другая территория, начинающаяся от Лопадия и включающая Прусу и Никею».

Последний шаг…
Пафлагонский поход Феодора, сентябрь-декабрь 1214 г.

Подписав договор с Анри, Феодор не угомонился: на северо-востоке оставались враги – Великие Комнины. Братья к тому времени передрались; Давид, властвовавший в Пафлагонии, возжелал стать императором, Алексей пресёк эти поползновения, ослепил претендента и услал в Афонский монастырь, где тот и умер 13 декабря 1212 года. В следующем году умерла покровительница Трапезундского дома царица Тамар. Новому царю Георгию-Лаша, занятому внутренними делами, стало не до греческих родственников.

Ласкарис действовал коварно: опасаясь недовольства Анри (ведь у Комнина был союзный отряд латинян – 30 рыцарей, именно для защиты от нашего героя), он послал султану Ияз ад-Дину известие. В грамоте сообщалось о возможных «преступлениях и посягательствах Кира Луки (Алексея Комнина)» на владения султана. Зерно попало на благодатную почву, кроме того, какой-то отряд трапезундского войска находился на турецких землях, и это вполне походило на вторжение. Совет эмиров решил наказать соседей; надо думать, и деньги, посланные Ласкарисем, сыграли немалую роль. Удобнее всего было ударить по Синопу: в случае захвата города государство Комнинов, протянувшееся вдоль Понта Эвксинского, оказывалось разрезанным на две части. Но Синоп слыл очень сильной крепостью, кроме того, там находился сильный флот.

Неизвестно, долго ли ещё ломали свои светлые головы мусульманские стратеги, но опять как-то неожиданно пришла весть, что Кир Алексей решил позабавиться охотой, и со свитой всего в пятьсот человек развлекается в окрестных Синопу лесах. Спешно направленный отряд застал самодержца во время пира. Часть перепившейся свиты перерезали, часть разогнали. Императора пленили. И тотчас сельджукские рати появились под стенами крепости. «Бахрам Таранблуси примерно с тысячью воинами направился к морскому берегу и сжег корабли». Город обложили со всех сторон, а начальнику гарнизона предоставили на обозрение плененного владыку и его послание со слёзной просьбой о сдаче. Стратег заартачился, говоря, мол, у императора есть наследники, и может, турки оставят его себе? Началась торговля.

О всех этих радостных новостях Ияз ад-Дин известил старшего друга и наставника. Весть достигла Феодора на прогулке, недалеко от стен Никеи, в конце сентября 1214 года. Ласкарис «немедленно, не заботясь ни о чём, так что почти и пищи не отведав, стремительно напал на землю пафлагонов, которую одним военным кличем за семь дней смирения подчинил неодолимой деснице своей».

Вот так вот в тринадцатом веке завоёвывались царства. Надо думать, что всё никейское войско «гуляло» вместе со своим императором, или очень недалеко. Во всяком случае, неожиданности не было, Феодор ждал известия, рать была собрана и по условному знаку совершила молниеносный поход с отличным результатом.

Под Синопом трагифарс продолжался своим чередом. Ияз ад-Дину порядком надоело увещевать осажденных, и однажды он приказал вывести Кир Алексия перед стенами города и начать пытку. Два дня василевса мучили на глазах верных подданных. «О, безбожники, - взывал Алексей, - для кого бы вы ни берегли город, если убьют меня, а вас всё равно опутают в гневе оковами плена, то, что за польза от такого сопротивления?!».

Наконец император утратил силы и лишился сознания, а сердобольные горожане согласились принять турецкого переговорщика. Город сдали в обмен на освобождение владыки и разрешения горожанам с имуществом и семьями беспрепятственно удалиться, кто куда пожелает. Султан поклялся блюсти договор. 1 ноября 1214 года над стенами крепости водрузили санджак Ияз ад-Дина. Алексей обязался платить ежегодно дань: десять тысяч динаров, пятьсот лошадей, две тысячи коров, десять тысяч овец, пятьдесят вьюков даров, а в случае необходимости приходить на помощь со всем своим воинством.

После этого императору и подданным было позволено взойти на корабли и отплыть в сторону Трапезунда. Хуже всех поступили с союзным латинским отрядом: со всех тридцати «с живых содрали кожу, набили ее соломой и возили [чучела] по всему Руму».

Так чужими руками Феодор Ласкарис присоединил Пафлагонию и отделил себя мусульманскими землями от возможных соперников. А Комнины, потеряв две трети владений, больше не помышляли о Константинополе.

Вместо заключения.
А жизнь прошла…

11 июня 1216 года в Фессалонике, на 39 году жизни умер imperator Romaniae Анри, достойнейший из противников и самый выдающийся предводитель латинских рыцарей. Никто из ромейских историков не промолвил о нём плохого слова. Говорили, что его отравила жена, дочь Калояна. Невольно задумаешься: как нелегка была жизнь коронованных особ, которые жизнь свою связывали не по любви, не по влечению, а в угоду политической необходимости, а политический просчет, помноженный на личные отношения, отнял жизнь у многих…

Феодор Ласкарис лишился, казалось, вечного противника - и жизнь потеряла смысл. На этом можно было бы закончить, но император совершил ещё одно полезное для возрождавшейся державы дело: подобрал приемника и продолжателя своих дел.

Первая жена Анна Ангелина умерла в конце 1211 года, от неё у Ласкариса было два сына - Николай и Иоанн. Старший, Николай, в 1208 году был объявлен соправителем в апреле 1208 года. Но оба сына умерли прежде отца. Вторым браком Феодор сочетался 25 декабря 1214 года, супругой стала Филиппа, дочь давно умершего царя Киликийской Армении Рубена III. Брак оказался неудачным, и в конце 1216 года развенчанную императрицу отправили на родину. Плодом брака стал сын Константин, его судьба неизвестна; может быть, дука Фракисийской фемы Константин Ласкарис, упоминаемый под 1249 годом, и он - одно лицо. Третий брак состоялся или в 1217, или 1218 году; женой стала сестра нового латинского императора Робера Мария Куртене, женщина «мудрая и твердая».

О преемнике Ласкарис задумывался давно, своим многочисленным братьям он почему-то не доверял. Может, не видел в них особых талантов, может, не хотел вносить в семью дух соперничества и ненависти. Решил использовать опыт своего тестя - наверное, забыв, что сам приказал ослепить Алексея Ангела, или же считал для себя такой исход невозможным.

С первым кандидатом - Андроником Палеологом - вышла незадача. Жених был хорош, зарекомендовал себя храбрым воином, и в середине 1211 года за него выдали 11-летнюю Ирину Ласкарину. Но Андроник отличался любвеобильностью, а так как малолетняя жена не могла остудить пыл витязя, то он пустился во «все тяжкие» и скончался через год от «любовных излишеств».

Следующим кандидатом стал Иоанн Дука Ватац; отец его Василий, несмотря на невысокое от рождения положение, стал одним из наиболее прославленных полководцев при Исааке II. Феодор наметанным взглядом угадал отцовские задатки в сыне. В этот раз он не ошибся: дело, им начатое, попало в достойные руки.

Умер Феодор Ласкарис в ноябре 1221 года. Страна неподдельно оплакивала его. Он не был великим полководцем, проигрывал войны, иногда действовал коварно, юлил, хитрил, нарушал союзы. Но он смог вернуть ромеям веру в себя, доказал на деле возможность возрождения державы - и в этом заслуги его не измерить ничем. Он воистину был Божьим даром, сотворившим чудо.